И Милочка тут была не исключением. Своих денег у нее совершенно не было, ведь она в Париже ни минуты не работала. Дом, в который она вложила бесчисленное количество сил и частицу души, пришлось продать, чтобы вернуть кредит банку. Муж платил довольно жалкие алименты, и их не хватало снять даже самую жалкую квартирку. Кто-то подсказал Милочке, что одна украинско-французская семья сдает в своей квартире комнату. Санитарное состояние данного жилья больше всего напоминало убитые насмерть питерские коммуналки, но хозяев жилья такие мелочи, похоже, не смущали, а для Милочки все шло согласно поговорке "на войне, как на войне".
Они с дочкой прозвали эту семейку «Николашками», потому что жену, которая была лет на десять старше мужа, звали французским дамским именем Николь, а муж отзывался на славянское Николай. «Николашки», в сущности, были добрые люди, особенно муж, незатейливый, как сковородка, и огромный, как шкаф. Он работал вышибалой в ночном клубе, где в свое время подвизалась его нынче уже довольно страхолюдная и очень увесистая половина. Как и где он ее подобрал, история умалчивает, хотя Николь как-то проговорилась, что «мужа, если захочется, можно и купить».
Узнав о Милочкиных проблемах с работой, Николаша тут же предложил замолвить за нее слово в своем клубе. «Ничего, что ты уже в годах, - ободрил он Милочку, бросив на нее изучающий взор, - мужики тут таких любят. Ты вон на мою чучундру глянь, она до сорока пяти там вкалывала! У нас за вечер, умеючи, можно до тысячи баксов заработать!»
Милочка, содрогнувшись от этого „в годах»(тогда ей было едва за тридцать), с благодарностью отказалась, на что Николаша снисходительно заметил:
-Ну и дура! Заработок это хороший, легкий, у нас следят, чтобы клиенты девушек не обижали. А какую другую работу ты тут найдешь? Только грязную! Будешь, как самая распоследняя негритянка, вкалывать!
Он оказался прав. Для женщины в возрасте чуть за тридцать с дипломом географического факультета ЛГУ и неважными знаниями французского особого выбора не было. Пришлось Милочке "лопать что дают", то есть идти горничной в гостиницу, причем по протекции Николь. Ее коллегами, точно по предсказанию Николаши, оказались именно негритянки, только куда лучше говорившие по-французски. Тех, кто жалуется на то, что их до гланд достала домашняя уборка, нужно хотя бы пару дней поставить на место Милочки и заставить драить бесчисленные ванны и унитазы, пылесосить бесконечные ковры, застилать постели и тому подобное. Вот тогда они как следует осознают, что такое настоящая уборка и почем фунт лиха.
У "Николашек" жилось неплохо, бездетная Николь всегда готова была присмотреть за Олей(так звали дочку), покормить, но на 12 кв.метрах было явно тесновато. Немного освоившись с реалиями, Милочка не без помощи соответствующего ведомства сняла однокомнатную квартирку в блочной многоэтажке в пригороде. И, хотя с виду и дома, и подъезды выглядели несколько лучше, чем в родном Питере, даже газончики и детские площадки имелись, публика здесь проживала очень специфическая. Путеводители настоятельно не рекомендуют прилично одетым иностранцам на приличных машинах заглядывать в эти самые парижские пригороды. Машины у Милочки и в помине не было, к французскому простонародью она уже привыкла, только вот на работу приходилось добираться полтора часа в один конец.
Милочка уставала как собака, и порой готова была выть от тоски, злости и безнадеги, но надежды на устройство личной жизни все еще грели ее душу. В самом деле, не всю же жизнь гнить в этом доме, рядом с малолетними цветными нарколыгами, вконец опустившимися люмпен-пролетариями и прочей шушерой! Это так, короткий переходный период, пока она не нашла приличного мужчину, полагала она.