«По всей вероятности, мутации, повышающие пластичность психики у австралопитеков, относились к числу «слабовредных» и некоторое время могли накапливаться в качестве избыточного разнообразия. В противоестественных же обстоятельствах этологического дисбаланса как раз эта патология оказалась спасительной. Она породила зачатки воображения, а с ним и зачатки анимистического мышления, выражающегося склонностью приписывать мертвому свойства живого. В свою очередь, болезненное воображение Homo habilis создало предпосылку для иррациональных страхов (фобий), которые послужили своеобразным фактором самоорганизации. <...> Сопоставление эмпирических данных археологии и этнографии позволяет предположить, что решающую роль при восстановлении механизмов самоорганизации сыграла некрофобия – боязнь мертвецов. Именно этот иррациональный (т.е. не вызванный прямой физической угрозой) страх стал первым искусственным блокиратором внутривидовой агрессии. Те популяции хабилисов, в которых преобладали особи со здоровой животной психикой, вымерли из-за высокой доли смертоносных конфликтов. Но там, где разгулявшееся воображение приписывало убитому сородичу способность мстить обидчику (враждебные действия мертвого непредсказуемы и потому еще более опасны), конфликты с оружием в руках не так легко доходили до логической развязки – и популяция оказывалась жизнеспособной. <...> Имеются многообразные эмпирические свидетельства того, что грозный архетип восставшего покойника уходит корнями в самую глубокую древность и что страх перед мстительным мертвецом значительно старше всех прочих фобий, связанных с собственной будущей смертью, с инцестом и т.д». (Назаретян Акоп Погосович. Антропология насилия и культура самоорганизации: Очерки по эволюционно- исторической психологии. — М.: Издательство ЛКИ, 2007. — с. 50-51)
Подтвердить смелейшую теорию Акопа Погосовича на этот раз берётся Homo sapiens sapiens Майтрейя Дхарматмович полутора лет, мужеского полу. Этот мой племянник умилительно любим своей тётей и моей сердечной супругой. Она рисует ему, пишет ему стихи, играет с ним. Вчера лепила из пластилина – чтобы Мотя и смотрел и щупал, как создаются существа. Одно из созданных было – улитка с кручёным панцирем. Юный исследователь радостно принял её (глазастая, значит живая), но, не рассчитав сил, порвал.
Испугался – очень: голова отдельно, тельце отдельно... Когда спрашивали его, предлагая покойницу восстановить: «Ну где улиточкина головка?» – он на похожий по цвету-форме шарик указывал, но брать опасался.
А «раненую» скульптурку птицы (отбился постамент вместе с ногами) он жалел: пытался лечить, поил...
Вот такая некрофобия. На самом деле первичная!
Аминь.