На похороны школу распустили. Был мороз, все смотрели телевизор. На церемонии, когда Брежнева опускали в могилу, все было надуто и пухло от глупости, а ленты, на которых спускали гроб, бросили, и гроб упал вниз. Раздался стук.
На следующий день в школе мы, посвященные, смеялись над этим стуком, над тем, что Брежнева бросили. Советская помпезность, врущий историк - все это казалось нам смешным. Под этот смех все и рухнуло, упало, стукнулось и разбилось.
Когда хозяева мира отпускают кран, и рушится империя, остается только смеяться. При Брежневе была апоплексическая империя, после него началось умерщвление и вскрытие, Л.И. сменили человекообразные паталого-анатомы. Что я ни пробовал, ничего лучше того смеха по отношению к происходящему я не обнаружил. Паталого-анатомы, однако, не вызывают смеха, они едят людей, а это некрасиво, кишечник торчит и череп проломлен арматурой.
Впрочем, смех все равно возможен, если смеяться над страхом и бессилием как таковым. Их страхом и бессилием, компенсируемым физикой расправ и нашим страхом и бессилием, обусловленным сном воли.
