Вчера я вел речь про Бунина.
дворянина, не захотевшего стать мещанином.
дворянина, служившего своей стране и своему государю даже после того, как ни того, ни другого не стало.
ненависти его "окаянных дней" хватило бы на сто контрреволюций -

и я не мог не упомянуть другого Поэта.

сам Бунин писал про него:


думаю, что Маяковский останется в истории литературы большевицких лет как самый низкий, самый циничный и вредный слуга советского людоедства.

не зря, не зря Владимир Владимирович вызывал именно такие чувства у людей, ставших последними осколками великой империи.

он тоже был столбовым дворянином.
но он видел время совсем по-другому, и нырнул намного ниже мещанства - он стал шутом.
его гений не мог не чувствовать, что и запах антоновских яблок, и все эти вальсы шуберта и хрюп французских булок уходят,
умирают,
уже умерли и даже начали немного гнить.
гнить и смердеть.

еще до войны его дерготня и ор вызывали истерику, его демонстративные плевки, все эти пощечины общественному вкусу на голову превосходили выходки тех, с кем его так любили сравнивать: бурлюков, крученых, верченых и прочих копченых.

образ шута, который не говорит - кричит правду в лицо где надо и где не надо, образ агитатора и горлопана, хамская морда и ж0лтая кофта...

а что внутри?
образ образом - но если бы Маяковский был только таким, если бы все это было не маской тонкого и мудрого арлекина, кто бы помнил сейчас о нем?

"Пришла - деловито, за рыком, за ростом, взглянув, разглядела просто мальчика. Взяла, отобрала сердце и просто пошла играть - как девочка мячиком."

это те редкие строки, разбросанные по огромнейшему простору гвоздей и полотен, где из "окон роста" выглядывает тихий, умный, немного неуверенный в себе человек.

тончайший лиризм в хамском обличье.
"сказка под видом альманаха".

а вы...
да-да, к вам обращаюсь - вот вы, лично вы
"ноктюрн сыграть смогли бы
на флейте водосточных труб"??

он - мог.
и мог, если надо, играть марш - даже тогда, когда никаких маршей не принимала душа, и хотелось петь - просто петь о любви и о свободе.

но Маяковский считал, что его работа, его долг, его судьба - это освещать дорогу революции, светить стройкам социализма, выдыхаясь, из последних сил выдавливать - не раба из себя по каплям или прочие глупости - а гимны молодой советской стране и революции:

тебе, осмеянная, освистанная батареями,
тебе, изъязвленная злословием штыков

...

тебе обывательское о, будь ты проклята трижды,
и мое - поэтово - о, четырежды славься, благословенная!

нелегко, конечено же нелегко давался ему этот адский труд: "светить, и никаких гвоздей!"
и не просто так, а от тяжелой, свинцовой усталости, сквозящей в его последних строфах пустил он себе пулю в сердце (sic! не в лоб, а именно в сердце).

"о мать революция! нелегка
трехгранная откровенность штыка!"*


да еще и эта бабища, лиля урьевна.


назвал бы ее черным гением Маяковского, да рука не поворачивается даже в таком контексте называть ее гением.
проклятие, наваждение, адский мираж на всю жизнь.
нет, поздно кого-то обвинять, поздно что-то говорить и доказывать.
"покойный этого очень не любил".

лучше просто вспомнить:

тучкины штучки, хорошее отношение к лошадям, гейнеобразное...

и оду к революции, левый марш, разговор с Лениным...

и многое многое другое


...
где правда?
что лучше - умирать с голоду на чужбине, тонкой сильной рукой, гусиным пером на салфетках выводя строки ненависти; или наступать на горло собственной песне и писать не то, чего требует душа, а то, чего требует неумолимая и жесткая непреклонность великой стройки?

нет, и не может быть ответа на этот вопрос.
и тот и другой служили своей стране.

и в моей личной галерее портретов - в длинной череде потускневших фотографий и образов мировой истории - эти двое всегда будут друг напротив друга, с ненавистью глядя на врага и думая о несбывшемся.

поэт с пулей в горящем сердце,
и поэт с ледяным отсветом зеркала снежной королевы в глазах.



_____________________________
* не Маяковский, нет.
Э.Багрицкий. но про него как-нибудь потом